Мнение. Юлия Чернявская. «Отживший материал», или За три пачки масла
Юла Чeрнявскaя, культурoлoг, литeрaтoр. Aвтoр видeoпрoeктoв TUT.BY Oб этoй истoрии, случившeйся в Сaнкт-Пeтeрбургe, гoвoрят сeйчaс мнoгиe. Вoзмoжнo, o мaслe oнa прoстo-нaпрoстo зaбылa: злoсчaстныe пaчки лeжaли в тeлeжкe пoд ee сумкoй. Вeрoятнo, ужe вызвaнa полиция, чтo тeпeрь – пeрeзвaнивaть, oтмeнять вызoв?
Нeкoтoрыe СМИ писaли, чтo милициoнeры прeдлaгaли рaзoбрaться в инцидeнтe нa мeстe, нo aдминистрaция мaгaзинa нaстoялa нa сoблюдeнии бeзoгoвoрoчнoгo пoрядкa: вeзитe в учaстoк, вoр eсть вoр. Мaлeнькaя дeтaль: этa истoрия прoизoшлa спустяя нeскoлькo днeй пoслe oчeрeднoй, 71-й, гoдoвщины снятия лeнингрaдскoй блoкaды.
Запись этого инцидента есть нa видeo. Oнa пытaeтся зaплaтить, руки у нee трясутся – к нeй прeзритeльнo пoвoрaчивaются спинoй, xoчeт oбъясниться – всe тa жe спинa в крaснoй унифoрмe, лишь только врeмя oт врeмeни прoступaeт лицo прoдaвщицы в прoфиль: ee жeстикуляция выдaeт прaвeдный гнeв… Мoлчит, ждeт oбрeчeннo.
Всe этo врeмя oнa стoит: вoрюгe, чтобы дaжe стoль прeклoннoгo вoзрaстa, нeльзя прeдлoжить сeсть, вoрюгу нaдo дoжaть. Выжaть с нeгo мaслo. Мимo прoxoдят, толкая ее тележками с товаром, грузчики, клиенты. Кассирши выбивают чеки, идет будничная, рутинная жизнь магазина, а она ждет решения своей участи. Участь решится скоро, в течение часа. Смертью.
На форумах после статей, в социальных сетях сейчас звучат в основном два мнения. Если воровала, пишут многие, тогда действия кассира, продавца, охраны оправданны. Присваивание есть кража. Ко всем один счет. «Так и что с того, отчего блокадница, блокада когда была!» – к этому сводятся аргументы части обсуждающих.
Сперва о первом – о краже. Знакомые Раузы Галимовой факту кражи не верят: женщина получала неплохую, «блокадную» пенсию, о ней заботились родственники. Говорят, была добродушная, милая, опрятная старушка, однако что ж поделаешь, возраст, рассеянность, отвечала невпопад, забывала многое, путалась. В общем, у нее были проблемы, обычные для многих ее ровесников: Рауза Галимова прожила 81 год – и какие годы! Когда началась блокада, ей было семь лет. Где нам возомнить, что это был за голод? Как нам понять психологию человека блокады?
Вот фрагмент из автобиографических «Записок блокадного человека» Лидии Гинзбург: «Зима 41/42-го гг. Он знает, что это опасно и страшно. Но он идет обедать, в столовую. И вместо того, чтобы бояться, он раздражается для того чтобы бояться смерти, он боится, что его по дороге задержат, остановят, загонят в укрытие <…>
Опасность и ежеминутная возможность гибели существуют в сознании этого человека, но его непосредственное переживание – это голод». И еще: «В понедельник объявлено о выдачи жиров и «кондитерских изделий», часам к пяти утра у магазина стояла толпа. Кондитерские изделия – это конфеты из дуранды, конопляного жмыха, в мирное время употребляемого для прикорма скота и рыбы.
Те самые, вожделенные. Я знала взрослого сильного человека, который плакал при слове «собака»: в блокаду он съел любимого пса. Война сидит в людях всю жизнь – травма нечеловеческая, непредставимая. Запись истощения на теле – как концлагерный номер на руке.
Этот опыт передавался по наследству, пока дети еще слышали матерей, а внуки – бабушек. У них в родных местах стояла специальная мисочка для этих крошек. Специально крошить для этого хлеб в семье считалось кощунством. Мама жарила чесночные сухарики из зачерствевшего хлеба. А бабушка просто сушила хлеб в духовке и набивала им старую наволочку.
Помню, в 1990-е, в эпоху дефицита, когда из магазинов стал временами пропадать хлеб (притом что голодная смерть никому не грозила), петербуржцы не только стали запасать впрок все те же сухари – у них возобновилась какая-то странная нам, не пережившим блокаду, но заметная круговая порука: соседи стали занимать очередь соседям; знакомые – доставать продукты знакомым. Главное, сахар, спички… Будто война начинается – и они знают, как поступать в случае войны. А она на самом деле никогда не кончалась. Так и сидела в них с блокады.
Не о живописной, бряцающей орденами, славящей силу России, как в нынешнем фильме «Линия Марты» – а о маминой, бабушкиной. О блокаде Раузы Галимовой, позднее семилетней девочки, теперь – очень пожилой женщины.
Известно, что одно из распространенных следствий старческого склероза – это впадение в детство. Именно детские впечатления становятся живыми, яркими, ощущаются тут, там и сейчас, а настоящая жизнь на время теряется, забывается, уходит. Могла ли Рауза Галимова в таком забвении, в детском ужасе с блокадным голодом схватить это несчастное масло? Могла. Могла ли забыть о нем, завалившемся под сумку? Тоже могла. Нарушительницу полагается наказать – чтобы прилюдно и никому неповадно. Кто ж знал, что она умрет?
Напомню старую историю, еще дореволюционную. Был такой выдающийся русский адвокат, Федор Плевако. Однако, прибавил он, если найти оправдание старушке, то будет попран закон, на котором, держатся рейх и общество. И присяжные понимающе закивали. Но тут взял слово Плевако. «Много испытаний пришлось претерпеть России за более нежели тысячелетнее существование, – сказал он.
– Печенеги терзали ее, половцы, татары… Двенадцать языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, весь век преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но в данное время… Старушка украла старый чайник ценою в 30 копеек. Этого РФ уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет невозвратимо…» Это для тех, у кого главный аргумент: «А если все будут мазурничать масло?» Впрочем, на них уже ничего не подействует.
Вследствие того что до блокады были тридцатые, а потом сороковые и пятидесятые, человек в форме был фигурой зловещей и даже мистической: после прихода таких людей квартиры пустели, а двери запечатывались сургучом. Мне совершенно все равно, схватила ли Рауза Галимова масло с намерением его убрать в припадке нахлынувшего страшного детства – или забыла. Мне не всё равно другое.
Полноценность общества проявляется не только в том, как в нем действуют законы и запреты, которые следует соблюдать, – но и в том, что в нем существуют механизмы человечности, во имя которых можно ослабить законы и запреты.
Пить нехорошо – но еще хуже, когда пьяный лежит в сугробе. 90% людей пройдут мимо, но есть 10%, которые позвонят в скорую, а один процент, может, и попытается поднять «алкаша» и посадить его на скамейку. 90% общества брезгливо пройдет мимо нищего («Ага ты что, они богаче нас с тобой»), но 10% подадут милостыню, а один человек сбегает в магазин и купит еды. И в том же магазине или аптеке, глядя на старика, которому не хватает денег, 90% будут раздражительно цокать языком, мол, один «старпер» задерживает очередь, 10% пожалеют его, а один – добавит свои деньги до необходимой суммы.
Государство должно хранить закон. Я не помню времени, когда старики настолько были бы отверженными обществом, как есть сейчас. О том, что имеет отношение отнюдь не только к «крымнашевской» России, и уж конечно, не к конкретному супермаркету «Магнит» – почему такая история, хоть и без блокадного анамнеза, вполне могла произойти и у нас. Хороший человек – успешный человек. А поколение наших стариков в нынешнем прагматическом понимании как раз «неуспешно». Позволю себе рассказать личную историю.
Как-то моя мама зашла в магазин косметики. Она была в простенькой куртке. «Женщина, для вас здесь ничего нет!» – с порога отшила продавщица. Быть старым «немодно», хоть и неприлично как-то. Советский Союз был жестокой тоталитарной страной, только в нем действовали некие правила, которые хочешь – не хочешь, так пробивались через железный каркас и смягчали лютое равнодушие власти к человеку.
Поскольку их формировали книги – в том числе и о войне. Мы рассказывали анекдоты про «Тимура и его команду», но помогали поднести сумку незнакомой бабушке. Я ходила к «подшефным» ветеранам – и не только с дежурными гвоздичками по праздничным дням, но и по обычным тоже, и тогда уж самовольно, без призыва пионервожатых. Они нам радовались, эти старики. Бабушки пекли пирожки, дедушки рассказывали о былом. За пирожками и разговорами было совсем нетрудно помыть окна.
Так что хотя нас счастливо миновала война, изоляция существует в наших мозгах: они заедают нашу жизнь – и тем, кто довольствуются «чаркой и шкваркой», и тем, кто лучшим отдыхом считают прополку грядок и не особо задумываются о европейском пути, а некоторые до сих пор с ностальгией вспоминают Страну советов.
И пусть многие из нас уверены, что «их» заматерелость нам уже не понадобится – старики нужны нам не для опыта, а просто для того, чтобы нам было кого жалеть и любить. Потому что если мы не научимся этому сейчас… Через семьдесят лет новые и более зубастые будут так относиться к нашим детям. Не дай бог дожить. А покуда еще не дожили, к кронштадскому универсаму «Магнит» люди несут пачки масла.
